Способ найти «своих». Стать волонтером, чтобы участвовать в исследованиях
7 мая, 12:51По всему миру добровольцы под руководством ученых отслеживают осадки — и миграцию птиц; берут пробы воды — и измеряют световое загрязнение ночного неба; классифицируют галактики — и дают испытать на себе транскраниальную стимуляцию мозга… Строго говоря, и 22‑летний Дарвин, отправившись в кругосветку на «Бигле», зарплату не получал. Получается, как бы волонтерил. Все это называется «гражданская наука». О том, как обычный человек может поспособствовать прогрессу, мы поговорили с академическим руководителем магистерской программы «Научная коммуникация» Университета ИТМО, кандидатом социологических наук и членом Координационного совета по делам молодежи в научной и образовательной сферах Совета при Президенте РФ по науке и образованию Константином ФУРСОВЫМ.
— Ощущение, что каждый раз, произнося «гражданская наука», надо оговариваться: не путать с наукой гражданского назначения — в смысле «не военного»…
— Все так, в середине 1990‑х британский социолог Алан Ирвин предложил устойчивое сочетание citizen science, буквально «гражданская наука». Однако, используя такой перевод на русский язык, мы попадаем в языковую ловушку. Он очень похож по значению на термин «наука гражданского назначения», который по‑английски звучит как civil science. Поэтому в последнее время у нас чаще употребляется сочетание «научное волонтерство».
В российских толковых словарях термин пока не закреплен, а в Оксфордском трактовка гражданской науки примерная такая: это любая форма сотрудничества между представителями научного сообщества и широким кругом граждан, которое предполагает участие этих граждан в производстве научных знаний. Участие добровольное и не предполагает оплату. Она возможна, просто не является обязательным условием, как в случае профессиональной деятельности. И важно, что работа эта проводится под руководством ученых: они определяют требования к методологии исследования, составляют инструкции и следят за их соблюдением, что гарантирует надежный результат.
— Какие масштабные примеры вы бы отметили?
— За последние 20 – 30 лет значимых примеров накопилось больше тысячи. Классический пример волонтерской науки, бердвотчинг, наблюдение за птицами, но один из моих любимых — Galaxy Zoo, «Зоопарк галактик». Люди по всему миру изучают космические снимки и типологизируют галактики: спиралевидные, эллиптические, с перемычкой и так далее. Заодно помогают обучить искусственный интеллект распределять объекты по разным категориям, а еще участвуют в наблюдениях за Луной и Солнцем, поиске экзопланет и многих других проектах. Сегодня это уже целое сообщество любителей и помощников науки.
Или другой пример. Когда очередной марсоход сел на Марс, волонтеры по всему миру изучали присланные им фотоснимки поверхности Красной планеты, чтобы помочь аппарату настроить бортовые системы и безопаснее ориентироваться на ландшафте.
Еще потрясающий биологический проект: ученые разработали компьютерную игру, в которой игроки синтезировали белки — искали определенные комбинации. А потом биологи работали в лаборатории с теми вариантами, которые в игре показывали большую устойчивость.
У нас в стране есть очень симпатичный проект «Атлас микробных сообществ России». Волонтеры берут пробы воды и грунта в разных местах, потом ученые выделяют ДНК всех бактерий из отдельной пробы и применяют биоинформатические алгоритмы для достижения глобальной цели — поиска бактерий, которые могут стать основой нового класса антибиотиков. Кроме научной составляющей это еще и образовательный проект — участники могут прослушать бесплатные лекции и пройти тесты, чтобы лучше разобраться в вопросе.
Красивую инициативу с неожиданным названием Heavy Metals, «Тяжелые металлы», в августе прошлого года предложило Русское географическое общество (РГО). Волонтеры собирали раковины устриц на побережьях разных акваторий: эти моллюски вбирают и накапливают разные химические элементы из окружающей среды, в том числе опасные — например тяжелые металлы. Ученые исследуют состав собранных створок и делают выводы о том, в каких регионах наблюдаются повышенные концентрации разных металлов.
Это часть масштабной программы РГО «Окружающий мир», в которой есть исследования птиц, растений, насекомых, млекопитающих. Вообще Русское географическое общество — один из старейших в мире инициаторов проектов гражданской науки. С помощью общественности некоторые исследования проводились и почти два века назад. Например, так называемые фенологические наблюдения — наблюдения за естественными циклами в природе. Когда в тех или иных регионах что‑то зацветает или плодоносит (в сезон, раньше или позже), где локализованы разные звери-птицы-насекомые и растения. Все это требует наблюдений, и без участия людей на местах составить полную карту таких изменений зачастую довольно затруднительно.
— Какой‑нибудь дворянин в Олонецкой губернии, когда строчил свои наблюдения в Петербург, в Русское географическое общество, был тогдашним представителем гражданской науки?
— Да, вполне. Просто сегодня такая активность приобрела более устойчивую институциональную форму. При мировых вузах создают центры поддержки гражданской науки, есть ассоциации и сообщества, которые объединяют ученых и волонтеров по проектному принципу.
В России некоторое время назад работал проект «Люди науки». Это была инициатива небольшой группы научных коммуникаторов, которые создали платформу, где ученые из разных регионов страны могли бросить клич и найти помощников-добровольцев для своих исследований. Проект просуществовал два года. Потом по разным причинам (деньги закончились, люди разъехались) затих.
Но движение по развитию гражданской науки в России продолжается. Сегодня оно развивается в рамках одноименной инициативы Десятилетия науки и технологий. Есть два инфраструктурных решения, поддерживающих связь ученых и добровольцев. Первый — Science-ID, второй — раздел «Наука» на добровольческом портале «Добро.ру».
Существует и множество локальных инициатив. В Томске, в Новосибирске, в Петербурге, да и в других городах. Как правило, они исходят от университетов или научных организаций.
— В каких сферах научное волонтерство наиболее востребовано?
— В физике высоких энергий — вряд ли. Она требует сложного оборудования и специальной подготовки. Человек со стороны едва ли внесет в нее заметный вклад, а это важно.
Волонтерство лучше приживается там, где есть так называемый выход в поле. Я по образованию социолог, мы так называем работу с респондентами: берем интервью, проводим опросы, наблюдения, анкетирование. Похожим образом работают лингвисты, этнографы, археологи, географы…
Научное волонтерство характерно для распределенных проектов. Например, вам нужно получить образцы из разных акваторий, как в упомянутом проекте про накопление металлов в раковинах моллюсков. До Камчатки добираться очень далеко и дорого — и хорошо, если со сбором материалов помогут местные жители.
Еще одна благодарная сфера — экология. В 2020 году на той же Камчатке, на побережье Тихого океана, наблюдались «красные приливы». Они сильно взбудоражили общественность. Научные группы оперативно включились в анализ проб воды, которые собирали в том числе волонтеры. Получился пример стихийной гражданской науки, не спланированной. Причиной этой экологической аномалии оказались бактерии, а не выбросы химикатов, как предполагалось одной из версий.
Медицина, мне кажется, имеет большой потенциал для научного волонтерства. В период пандемии я, как все, сдавал разные тесты и получил в поликлинике предложение принять участие в изучении Т-клеточного иммунитета. Согласился, сдал дополнительную ампулу крови. Для науки не жалко. Это пример так называемого пассивного научного волонтерства. Пассивного в том смысле, что ты ничего не делаешь, просто «жертвуешь» немного своего времени и биоматериала.
Можно принять участие в испытании лекарств, полежать в аппарате МРТ, пройти разные тесты, опять же сдать кровь. Это все помогает, однако тут есть важные ограничения, связанные с добровольным согласием, передачей персональных данных, вопросами этики. И это в значительной мере вопрос доверия к медицине как к науке.
Участие в подобного рода проектах предполагает, что мы выстраиваем взаимодействие между наукой как институтом — и обществом. С одной стороны, население любой страны — это «спонсор» заметной части исследований, ведь фундаментальная наука финансируется в основном государством, которое получает значительные средства из налогов. С другой стороны, общество — конечный потребитель научных результатов: новых лекарств, передовых технологий и так далее.
Есть примеры «технического» научного волонтерства. Например, люди предоставляют вычислительные возможности своих домашних компьютеров, когда какой‑нибудь научной группе необходимо провести сложные вычисления. Ты становишься участником, а в часы, когда компьютер тебе не нужен (ночью, к примеру), не выключаешь его и дистанционно предоставляешь к нему доступ ученым. Такие проекты не очень распространены из соображений информационной безопасности и некоторого недоверия со стороны пользователей, но примеры есть. К тому же с появлением суперкомпьютеров кажется, что эта форма участия пошла на спад.
— Почему такой взрыв инициатив? Потому что технологии позволяют, сидя в Шушарах, с каким‑нибудь австралийским ученым связаться? Или свободного времени у людей прибавилось? Или у академической науки столько задач, что без лишних рук не справиться?
— Я бы не говорил о «взрывном росте». Это все яркие, интересные, но не массовые примеры. Так, во время пандемии в журнале Nature вышла небольшая заметка об исследовании в Италии, которое привлекло внимание. Люди сидели на карантине по домам и помогали с помощью камер мобильных телефонов фиксировать световое загрязнение в городах. Тоже заметный, но довольно частный сюжет.
Фактически никто не замерял, сколько всего людей вовлечены в волонтерскую науку. Мы видим только статистику по отдельным проектам.
Например, упомянутый мной «Галактический зоопарк» разросся в проект Zooniverse, и сегодня он уже касается не только космоса, но и других областей: истории, океанологии, биологии — люди слушали звуки летучих мышей, расшифровывали дневники Первой мировой войны и решали другие научные задачи. На платформе зарегистрированы более 2,5 млн волонтеров по всему миру. В проектах и одноименном приложении iNaturalist, которое помогает в исследованиях окружающего мира, по состоянию на январь 2023 года числились более 3 млн зарегистрированных пользователей.
В нашей стране Высшая школа экономики ежегодно проводит «Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения», и в 2019 году людям от 18 до 65 лет среди прочего задавали вопрос: приходилось ли им в течение текущего года участвовать в каком‑либо из перечисленных типов научной активности. К примеру, в сборе экспериментальных данных, или в их обработке, или выступать добровольцем в исследовании. Фактически в вариантах ответа были зашифрованы известные варианты гражданской науки.
Результаты показали, что в научных проектах в качестве волонтеров в 2019 году приняли участие примерно 3 % опрошенных россиян. Если примерить на все население страны, то получается порядка 2 млн человек. Это довольно серьезное подспорье, учитывая, что весь научный корпус страны не превышает 700 тыс. человек.
— Кто обычно волонтерит в науке?
— По опросам, в основном молодежь 18 – 25 лет, представители городского населения и областных центров, люди со средним или высшим образованием. То есть молодые, образованные, активные, и живущие необязательно в федеральных центрах, но в городах.
Два года назад в России стартовало Десятилетие науки и технологий. За это время на платформе Science-ID и Добро.ру было организовано 39 проектов, в которых приняло участие более 36 тысяч человек. В каких-то по несколько десятков, в других — тысячи. В основном также молодежь, но есть и люди более старших возрастных групп. Повторю, что есть и локальные проекты, которых нет на платформах-агрегаторах. Как нет, соответственно и информации про численность их участников.
— Что мешает большей вовлеченности людей?
— Я бы поставил вопрос иначе. Какие условия необходимы, чтобы такие проекты развивались и вовлекали большее число участников.
Как говорят некоторые мои коллеги-социологи, волонтерство — это способ укрепления социальной базы науки. Повышение информированности, доверия — и к науке как институту, и к ученым.
Тут амбивалентная история. С одной стороны, именно участие в таких проектах должно повышать это самое доверие. С другой — без изначального доверия к ученым вы вряд ли захотите в проект войти.
Кроме доверия нужна удобная инфраструктура. Она уже формируется: есть порталы «Добро.ру» и Science-ID. Там есть и своя система поддержки проектов.
Следующий фактор – институциональная поддержка. Было бы здорово, если бы университеты включались в это движение, предлагали инициативы студентам, местному сообществу. В грантовых программах нет запрета на то, чтобы привлекать волонтеров.
И, наконец, это уровень научной культуры в целом. Скажем, вы в свободное время идете слушать популярную лекцию, или записывать птиц, или фотографировать рябину — и это воспринимается не как «больше заняться нечем», а как понятная и полезная форма досуга. Способ узнать что-то новое о мире вокруг нас. И способ найти «своих».
Источник: Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 71 (7647) от 18.04.2024 под заголовком «Способ найти «своих»».