Координационный совет по делам молодежи в научной и образовательной сферах Совета при Президенте Российской Федерации по науке и образованию

Интервью молодого ученого из НИЦ "Курчатовский институт" Надежды Чубовой для проекта #ЯВНАУКЕ: "Если исследование достойное и исследователь может его правильно подать, он получит поддержку"

27 марта 2019 года, 14:30

Кандидат физико-математических наук, начальник Управления молодежной политики и довузовской профориентации НИЦ «Курчатовский институт» Надежда Чубова рассказала, чем интересны марганец и кремний, почему процесс важнее результата, где граница между фундаментальной и прикладной наукой и почему бюрократия в науке не так плоха. Интервью подготовлено в рамках проекта #явнауке при поддержке Фонда президентских грантов.

В рамках проекта #явнауке, выполняемом при поддержке Фонда президентских грантов,  мы поговорили с Надеждой Чубовой, кандидатом физико-математических наук, начальником Управления молодежной политики и довузовской профориентации НИЦ «Курчатовский институт».

Чем интересны марганец и кремний, почему процесс важнее результата, где граница между фундаментальной и прикладной наукой и почему бюрократия в науке не так плоха, рассказала Indicator.Ru кандидат физико-математических наук, начальник Управления молодежной политики и довузовской профориентации НИЦ «Курчатовский институт» Надежда Чубова.

— Расскажите немного о себе и своей работе. Чем именно вы занимаетесь?

— Я работаю в Национальном исследовательском центре «Курчатовский институт», по специальности я физик и занимаюсь исследованием свойств моносилицида марганца и соединений на его основе.

— Почему вы пришли именно в физику? Как и когда вы вообще решили заниматься наукой?

— Вообще я родом из Пыталово — маленького городка в Псковской области с населением шесть тысяч человек, он находится на границе с Латвией. Училась я в обычной городской школе и очень любила математику. После школы поступила в университет Великого Новгорода на кафедру теоретической и математической физики, изначально я готовилась в физики-теоретики. На последнем курсе через научные конференции пришла в Петербургский институт ядерной физики НИЦ «Курчатовский институт», где поступила в аспирантуру и стала экспериментатором. И я нисколько не жалею об этом. Я отработала там восемь лет, закончила аспирантуру, защитила кандидатскую.

Почему физика? Это такая наука, которая дает возможность познать происходящее вокруг нас. Это интересно, потому что мы как бы погружаемся в то, что придумала природа. А исследование магнитных структур позволяет погрузиться максимально глубоко, потому что это уже атомные уровни строения вещества. И это просто очень интересно, потому что марганец и кремний — это уникальные элементы, соединения которых обладают специфичными магнитными свойствами, и мы хотели бы показать, как их можно использовать.

— А как можно использовать ваши разработки?

— Пока это фундаментальные исследования, на практике они еще не применены, но мы предполагаем, что они будут использованы в спинтронике. На основе нашей работы могли бы быть созданы магнитные ячейки памяти, очень компактные. Единственный минус — это все работает при низких температурах — порядка 30 кельвинов. Наша задача — найти такое соединение, которое работало бы при комнатной температуре. Вот этим мы и занимаемся.

— Как вы думаете, когда будет возможно создать это соединение?

— В принципе, мы его уже нашли. Вопрос в том, будут ли такие соединения разработаны. Это должна быть некая связка между инженерами и экспериментаторами. В идеале все можно было бы решить за пять лет. А как будет решено на самом деле — это вопрос.

— Как вы считаете, есть ли четкая граница между фундаментальной и прикладной наукой? Поддерживаете ли вы мнение, что любое фундаментальное исследование может быть тем или иным образом коммерциализировано?

— Я считаю, что любое фундаментальное исследование делается для чего-то. Мы же не можем просто взять и что-то померить, только потому что нам захотелось. Есть определенный круг задач, которые мы решаем, и каждое исследование на что-то нацелено. Конечно, есть начальные исследования, которые «прощупывают почву». А дальше — чем больше развивается тема, тем более понятным становится, как мы можем реализовать это на практике в дальнейшем, если результат будет успешным.

— Что для вас важнее в исследовании, процесс или результат?

— Мне очень нравится процесс! Мне нравится, как проходит исследование, нравится общаться с людьми, я люблю процесс написания статей потом. Получение результата, конечно, тоже... Просто мы заведомо знаем, что результат у нас будет, и он будет хороший, поэтому нравится и процесс.

— Можете ли вы назвать жизнь ученого богатой на интересные события? Или ваша работа довольно однообразна? Расскажите о каком-нибудь смешном случае из вашей исследовательской биографии.

— Один из смешных моментов был связан с работой моих коллег. У нас была научная конференция, приехал коллега и говорит: «Поедем в аэропорт, срочно нужно забрать магнит!» Оказалось, он привез сверхмощный магнит и решил доказать таможенникам, что это именно магнит, приклеив его к «рамке» металлоискателя. Потом они все вместе не смогли его оторвать. В итоге коллега оставил магнит в аэропорту и поехал на конференцию, а нам пришлось ехать и пытаться забрать магнит самостоятельно. Но таможенники нам его не отдали.

А вообще жизнь ученого очень динамична, потому что нам постоянно нужно повышать свои знания, квалификацию, как учителям. Если ты ездишь на конференции, то ты представляешь там свои исследования и доносишь до мировой общественности то, чем ты занимаешься. А конференции — национальные, международные — это постоянная коммуникация, постоянная работа в коллаборации с различными мировыми группами. Например, наше последнее исследование мы делаем с японцами, периодически летаем в Японию для того, чтобы встречаться, обсуждать темы. Они — теоретики, мы — экспериментаторы, у нас вот такой симбиоз исследований получается. Я считаю, что это достаточно интересно, особенно для молодого ученого.

— Было ли у вас когда-нибудь желание и возможность уехать за границу и продолжить научную карьеру там?

— Желание было. Оно есть у каждого молодого ученого. Но важно, что в это желание заложено. Уехать, чтобы получить опыт, — это одно. А учиться, чтобы уехать туда жить, — это совершенно другое. Мне всегда хотелось уехать, поучиться три года на постдоке и вернуться, никогда не хотелось там остаться жить. Специально для этого я выбирала такие позиции, с которых можно вернуться. Например, Япония — совершенно другая культура, чужая страна, на родину захочется быстрее, чем через три года. Но судьба повернулась ко мне так, что я предпочла остаться в своей стране. И я считаю, что не ошиблась, продолжив свою карьеру здесь. Многие уезжают и не возвращаются только потому, что привыкают жить за границей.

— Возможно, большую роль здесь играет и то, что в ряде стран научная сфера поддерживается сильнее в финансовом плане. Как вы считаете, это так? Какие в России есть источники получения поддержки?

— Да, про деньги — это правда, но люди часто не учитывают другую сторону вопроса — налоги. Когда молодые ученые туда приезжают, им предлагают большие зарплаты, но никто не говорит о тех тратах, которые они будут там нести. Если все соотнести друг с другом, получится, что невелика разница между деньгами, которые предлагают в европейской или азиатской стране, и деньгами, которые предлагают в России. И отношение к приезжим молодым постдокам тоже разное. Там они — «ломовые лошади», которые не спят, не едят, а только работают. У нас в стране к молодому ученому относятся более нежно и трепетно. Его поддерживают, его карьера развивается, он окружен людьми, которые за него искренне болеют душой. А в Европе он свободен через три года, никто не будет его проталкивать дальше, что смог — то сделал.

В целом я считаю, что в нашей стране механизмы поддержки молодых ученых хорошо развиты. Надеюсь, что они и дальше будут развиваться, но на сегодняшний день сложно сказать, что молодые ученые как-то плохо поддерживаются. У них есть гранты Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ), гранты Российского научного фонда (РНФ) для молодых ученых, поддержка Президентского фонда. Если исследование достойное и исследователь может его правильно подать и интерпретировать, он, скорее всего, получит поддержку.

— После получения грантов многие жалуются, что слишком много времени тратится на отчетность по нему, на бюрократию и заполнение бумаг.

— Я не соглашусь. В любом случае, даже если вы не получите грант, вы будете писать много бумаг. Одна из таких бумаг — это статья. Вы пишете статьи, публикуетесь, для этого вам тоже нужно пройти некоторый путь. А в грантах вы можете отчитываться этими же статьями. Для меня бюрократия никогда не была затруднением.

— Не так давно ваша карьера развернулась от научной деятельности в административную сторону. Расскажите об этом.

— Да, в Курчатовском институте мне предложили должность в Управлении молодежной политики и довузовской профориентации. Я считаю это важным делом. Когда я была студенткой, меня привлекли к работе в школе, и я поняла, что школа не ориентирует ребят на работу в науке. Это сложно. У нас очень много талантливых детей, которые в будущем пригодятся стране. Конечно, с этими ребятами нужно работать, всячески вовлекать их в научную деятельность, в исследования. И на выходе мы получим молодых ученых, которые уже будут готовы к работе. Я продолжила эту работу — в Петербургском институте ядерной физики тоже занималась профориентацией ребят. Мы создавали различные исследовательские практикумы, мы приводили детей к нам в институт, работали с ними, показывали мощь нашей организации. Чтобы ребята не уезжали, чтобы они приходили к нам работать.

— Какие механизмы привлечения школьников в науку кажутся вам наиболее эффективными? Это научно-популярные лекции, открытые лабораторные, что-то еще?

— Открытые лабораторные, да. Дети любят что-то делать руками. Чем больше ребят пройдет через лаборатории и попытается самостоятельно сделать какие-то научные исследования, тем у большего числа детей сформируется ощущение того, что они были полезны, у них получилось это исследование, они могут им гордиться. У нас ребята делали такую инженерную работу — левитрон. Мы пытались своими руками создать нечто «левитирующее», опираясь на смешную историю про левитирующую лягушку. И у ребят получилось! Они потом с этим проектом выступали на конференциях, рассказывали, как они это сделали, и показывали свой левитрон. Еще одна группа делала исследование в лаборатории — фуллереновую косметику. Им дали синтезировать эти фуллерены, «засунуть» их в косметику, сделать крем для рук. Это было летом, и они до сих пор занимаются в лаборатории, продолжают исследовательскую деятельность в этом направлении.

— Дайте совет школьникам, выбирающим будущую профессию. О чем должны думать молодые люди в первую очередь?

— В первую очередь — о том, что им доставляет удовольствие. Ни в коем случае нельзя идти вразрез со своими желаниями. Второе — нельзя уходить от своих склонностей. Например, если есть склонность к математике — это нужно учитывать. Третье — какие у них мечты. И вся эта картина приведет в нужное направление, откуда потом можно будет выбирать.

— Теперь три совета студентам, которые хотят заниматься наукой. Что они должны учитывать, принимая решение?

— Студентам я предлагаю в первую очередь выбрать «правильного» научного руководителя, чтобы с ним было комфортно работать. Второе — не лениться. И третье — быть максимально открытым для всего нового. Понимаете, молодые люди должны быть готовы к разным поворотам их деятельности, к изменчивости мира. Надо понимать, что нельзя бросать научные исследования, если вдруг кажется, что тема себя исчерпала. Каждая тема имеет множество развитий, никогда нельзя сдаваться.

— Иногда возникают ситуации, когда школьник хочет заниматься, например, физикой или химией, а родители утверждают, что лучше получить какую-то более прикладную и «денежную» специальность. Как их переубедить?

— На мой взгляд, самое лучшее образование — техническое или около него. А переубедить родителей очень просто: наш мир меняется. Привести статистику: сколько условных экономистов закончили университет и сколько из них получили работу по специальности. Мне кажется, это может сыграть свою роль. Второе — нужно показать, как меняется мир, и как мы можем встроиться в него. Родителям мы можем показать, что новые профессии будущего, которые будут к тому времени, когда школьник закончит учебу, будут востребованы на рынке.

— Если мы заговорили о меняющемся мире, интересно, как будет выглядеть мир через 20-30 лет? Пофантазируйте на эту тему.

— Во-первых, я думаю, что роботы не заменят людей. Я бы хотела, чтобы не было машин без водителей, потому что человек работает лучше машины. Во-вторых, я надеюсь, что медицина будет на том уровне, чтобы можно было помочь особо нуждающимся, особенно в том, что касается онкологических заболеваний. Я вижу, какие разработки сейчас ведутся — методы по использованию частиц, которые могут убивать опухоль, не задевая живые клетки; протонная медицина; ядерная медицина в целом; адресная доставка лекарств, — и надеюсь на то, что это свершится. Еще мне кажется, что нужно помогать природе, и надеюсь, что экологическое направление тоже будет активно развиваться. Хочется верить, что озеленение наших городов, деревень и поселков будет максимальным.

— Посоветовали бы вы своему ребенку избрать научную карьеру?

— Конечно! Научная карьера — это романтическая профессия. Но я бы посоветовала внимательно выбрать направление исследовательской деятельности, потому что, когда моему ребенку придет время выбирать, направлений и возможностей научной деятельности будет гораздо больше, чем у нас.

— И последний вопрос. Если бы 5-10 лет назад вы составляли письмо себе в 2019 год, что бы вы там написали?

— Я бы написала: «Надя, держись!»

Источник: Индикатор